Опубликовано в рубрике Мэтт Бeллaми никoгдa нe xoтeл быть пeвцoм. Нo тeпeрь oн фрoнтмeн oднoй из пoпулярнeйшиx рoк-групп в мирe — Muse. Шeсть aльбoмoв, горстка или две наград, будьте уверены, что Беллами доволен своим решением.
Последний альбом британского трио «The 2nd Law», в котором они расширили свои музыкальные границы и преподнесли поклонникам несколько сюрпризов, в том числе трек, написанный под влиянием «короля дабстепа» Skrillex. После гастролей по Европе Muse объявили, что скоро наступит очередь и Австралии, которую коллектив посетит в ноябре-декабре 2013 года.
Мы поймали Мэтта Беллами, чтобы поболтать с ним о грядущем австралийском туре, о персонажах его песен и о том, как пирамиды могут спасти мир.
10 месяцев назад вышел альбом «The 2nd Law». Как проходит ваш нынешний тур по сравнению с «The Resistance» и «Black Holes & Revelations»?
Всё замечательно. Этот альбом вживую звучит лучше, чем несколько предыдущих, на нём больше отличных рок-песен, которые публика принимает очень хорошо. Мы постарались продумать концептуальную сторону концертов, сняли несколько классных клипов. Прямо сейчас мы выступаем на европейских стадионах, и это приносит массу удовольствия. У нас уже появились идеи насчёт того, как усовершенствовать шоу, которое мы собираемся привезти в Австралию. За то время, пока мы были в туре, наши выступления претерпели ряд изменений и превратились в увлекательное концептуальное зрелище.
Как ты согласился отдать микрофон Крису после того, как 19 лет был вокалистом этой группы?
(Смеётся). Ну, вообще-то давно пора. Когда группа образовалась, я хотел быть просто гитаристом, а на роль вокалиста пригласить кого-нибудь другого. Нам было примерно по 15, и мы валяли дурака. В своей первой группе, в которую я попал в 14 лет, я играл на гитаре, а Дом – на барабанах. У нас был один странный тип, который одно время пел, и ещё один играл на басу. В то время мы думали, что будем выступать именно в таком составе, то есть вчетвером. Но так как мы из маленького городка, трудно было отыскать кого-то, кто действительно умел бы петь. Так я и стал вокалистом из-за отсутствия альтернативы – просто потому, что мы никого не нашли. Затем к нам присоединился Крис, он подпевал на бэк-вокале. Сейчас, когда он берёт на себя роль вокалиста, я могу просто играть в сторонке на гитаре, как в старые добрые времена. Мне это действительно нравится!
Если сравнить то, как ты, будучи подростком, сочинял песни в подвале у своей бабушки, и твою нынешнюю работу в студии с оркестром и именитыми музыкантами, что увлекательнее?
Ну, вообще-то мне нравится использовать современное оборудование. Можно экспериментировать со всякими техническими примочками – я это всегда любил. Мы, собственно, этим и занимались при записи последних альбомов. Решили не сдерживать себя в использовании электроники, оркестровой музыки и прочего. В следующем году нашей группе исполнится 20 лет, и, возможно, мы на время отложим всё это в сторону и вернёмся к своим корням. Но всё-таки последние альбомы позволили нам многому научиться в плане работы с музыкальным оборудованием и программами. Мы просто помешаны на всей этой технике – настоящие гики! Два последних альбома мы продюсировали сами, так что в какой-то степени овладели этой стороной дела. Нам нравится осваивать технические новинки и проводить всякие странные эксперименты. А когда записываешься с большим оркестром, тебе просто крышу сносит! Это невероятно, что такое количество музыкантов подключается к работе, помогает интерпретировать твою музыку по-новому.
Твои тексты и вокал сильно разнятся от песни к песне – я имею в виду образы, которые ты создаёшь. Тебе нравится петь от лица придуманных персонажей?
Последний альбом, в основном, посвящён моей личной жизни, которая повлияла на то, о чём я пою. В предыдущем альбоме, «The Resistance», есть одноимённая песня, так вот в ней я действительно создаю персонаж. Я представлял себя в роли этого странного парня – Уинстона из книги «1984», который влюбляется в девушку, и потом они прячутся от всех и занимаются бурным сексом. Вот я и попытался представить, как это было. Я всегда был поклонником Тома Уэйтса – он действительно создаёт потрясающие драматические образы. Если честно, я вообще не считаю себя поэтом, но есть несколько вещей, которые я писал, входя в образ другого человека. Это интересный способ написания песен, но мне кажется, что испытание временем выдерживают песни, проистекающие из личного опыта.
А есть ещё какой-нибудь образ, который тебе было бы интересно воплотить при помощи вокала?
(Смеётся) Хороший вопрос… возможно, образ серийного убийцы или что-то в этом роде. Довольно мрачно, правда? Но вопрос интересный. Может быть, религиозный фанатик или какой-нибудь сумасшедший. Эти безумцы, одержимые различными идеями, – очень занимательные личности. Было бы интересно спеть от лица такого человека. Не знаю, почему, но меня эта тема привлекает. Папа Римский или какой-нибудь псих, который хочет всех взорвать, или просто умалишённый фанатик. Я бы хотел это исследовать. Я не хочу сказать, что есть какая-то связь между Папой и… прости, я выпил пару стаканов. Я имею в виду фанатиков в целом.
В песне «Animals» из последнего альбома я попытался понять образ мыслей фанатичного бизнесмена. Я начал смотреть «Bloomberg» и другие бизнес-каналы, чтобы разобраться в этом. Я решил подробнее вникнуть во все эти операции с акциями, колл-опционы, покупки, продажи, понять, что из себя представляет этот странный биржевой рынок, который люди создали для спекуляций. Это что-то вроде усложнённой версии игры в покер. Когда я писал «Animals», я примерил на себя этот образ фанатичного биржевого трейдера, у которого нет ни капли сострадания к людям.
Вообще, психопаты – это интересная тема. Считается, что 1-2 процента всего населения психически нездоровы. Они начисто лишено способности сопереживать другим. Мне интересно размышлять об этом. Думаю, что подобному персонажу необходим мощный рифф. Не знаю, о чём я вообще говорю…
Давай добавим мрачных ноток в этот разговор: однажды тебя не станет, но в мире останется твоя музыка. Что ты чувствуешь, понимая это, и какое наследие ты хотел бы оставить после себя?
(Смеётся). Наследие, о Боже!
Что тебя так рассмешило?
Нет-нет, отличный вопрос, но всё это слишком абстрактно. Нет, я вообще не задумываюсь о чём-то подобном. Когда у тебя появляются дети, ты на всё смотришь иначе. Думаю, некоторые действительно бывают озабочены подобными вещами, и это приводит к тщеславию и самовлюблённости, но дети помогают правильно расставить приоритеты. Мои дети – это то, что я оставлю после себя. Меня это заботит больше всего остального. Знаешь, я не хочу, чтобы люди слушали мой первый альбом через 30 лет. Если честно, я надеюсь, что его забудут.
Не будь так строг к себе.
Некоторые песни, в принципе, довольно неплохи, но то, как мы их исполняли, а также сам процесс записи я бы изменил, если бы мог.
Через несколько тысяч лет нас всех забудут, так что неважно, как долго тебя будут помнить – пару столетий или пару десятилетий. Однажды мы все канем в безвестность. (Смеётся). Ты заставил меня задуматься. Возьми для примера пирамиды. Они же гениальны! Это очень простое, красивое и удивительное сооружение, которое выдержит испытание временем. Вот что люди будут помнить. Мне это нравится. Нам нужно построить побольше огромных обелисков и чего-то в этом роде. А я что-то не вижу, чтобы это делалось. Да, строятся огромные офисы, которые на фиг никому не нужны. Они все очень быстро развалятся. И что наша цивилизация оставит после себя? Давай-ка подумаем: что останется после нас? Что простоит много лет? Останутся какие-то вещи, развалины, обломки чего-то. Слитки золота… Прости, я отвлёкся, о чём мы говорим?..
Вы приедете в Австралию в конце года. Каким будет сет-лист ваших выступлений?
Я думал, что он будет похожим на то, что мы делали на закрытых площадках, но летом мы внесли определённые изменения для выступлений на открытых стадионах. Так что сет-лист будет довольно разнообразным. Начиная тур, мы играли, в основном, песни из последнего альбома, но потом постепенно включали старые песни, так что Австралию ждёт неплохой набор из старого и нового. Мы также захватим с собой нашу пирамиду, составленную из видеоэкранов, которая опускается сверху и поглощает нас, а мы продолжаем играть внутри. Потом она снова поднимается. У нас есть несколько песен, которые отлично подходят для всех этих манипуляций с пирамидой (смеётся).
Мы что-то часто упоминаем пирамиды в этом разговоре…
(Смеётся). О’кей, давай ещё о них поговорим. В Боснии недавно обнаружили пирамиду, самую большую из всех известных. Зайди в Интернет, набери «пирамида в Боснии» и увидишь фотографии огромного холма в форме пирамиды. Он намного больше пирамид в Гизе. Да-да, почитай об этом, это интересно.
Если уж мы заговорили о пирамидах – ты в курсе, для чего они? Когда-то они использовались как ядерные реакторы. Вбей в поиске «пирамиды как ядерные реакторы». Это же решение всех энергетических проблем. Если их снова запустить, то есть использовать процесс термоядерного синтеза, можно получить чистую, безотходную энергию. Для этой цели они и служили когда-то. Это своего рода первые атомные станции, производившие огромное количество чистой энергии в результате термоядерного синтеза. Вот что нужно для прогресса – снова привести пирамиды в действие.
Читатели, запомните, что впервые вы услышали об этом из уст Мэтта Беллами! Мэтт, приятно было поболтать с тобой, этот диалог сделал моё утро ярче.
Отлично, мне тоже было приятно. Эта беседа сделает ярче мой вечер – сегодня я буду видеть чудесные сны об Австралии…
Перевод для Britishwave.ru: Тори ЭймосПип Коули VMusic